Она глубоко судорожно вздохнула и заговорила вновь, настроенная довести рассказ до конца:
— После в Лиссабоне меня называли французской шлюхой… и изменницей.
Леди Кейхилл потрясенно ахнула.
— Изменницей — за то, что я ухаживала за раненными французскими солдатами. Понимаете, у меня имелся некоторый опыт в этом деле. И хотя они были врагами, я не вижу преступления в том, что делала. Для меня они были всего лишь мужчинами, такими же, как и наши: уставшими, голодными, мучающимися от боли и стремящимися к своим любимым, прочь от этой ужасной войны. Об этом я не сожалею… Итак, теперь вы все знаете, — пожав плечами и опустив глаза, произнесла она.
Юбка ее помялась и перекрутилась. Голос снова стал громче от душевного страдания:
— Но я не соглашалась быть любовницей Анри… он сказал мне, что он мой муж, и я ему поверила. На своем пальце я обнаружила кольцо, хотя и не знала, как оно там оказалось. В то время я не могла вспомнить даже своего собственного имени, и потому я ему верила! Он был очень убедителен. Он сказал, что я его английская жена. Я бы никогда сознательно…
— Прекрати, дитя! Не надо себя терзать. Я нисколько не сомневаюсь в твоих словах, — прервала ее леди Кейхилл.
Огромные, залитые слезами серо-зеленые глаза смотрели на нее с сомнением.
— Ох, тьфу ты, детка, — грубо воскликнула пожилая леди, похлопывая Кейт по колену. — Думаешь, я не знаю, что ты благородная душа?
Кейт вздохнула, глубоко и прерывисто. На ее ресницах дрожали слезы.
— Из тех немногих, кто мне поверил, вы совершенно исключительный человек, мэм. Меня считали и распутницей, и лгуньей, и изменницей.
— Боже мой, деточка! Любому мало-мальски здравому человеку ясно, что ты не из таких. По мне, так ты все сделала правильно. И я уважаю тебя за то, что ты ухаживала за их ранеными. Расскажи мне, как тебе удалось вернуться на английскую территорию?
— Что ж, как я уже сказала, ко мне вернулась память, когда Анри допрашивал английских пленных, — возможно, на это повлияла услышанная мною английская речь. За день или два я поняла, что произошло на самом деле, и придумала план побега. Тогда я выкрала лошадь и ускакала на союзническую территорию. Сделать это было нетрудно из-за французской деликатности — женщин подозревали меньше, чем мужчин. — Она вспыхнула. — Теперь вы видите, почему я не могу показаться в обществе или выйти замуж.
— Ничего подобного я не вижу, — возразила леди Кейхилл, — как не вижу и причин, почему кто-то должен об этом знать…
— Все дело в официальных записях, — печально пояснила Кейт. — Я вернулась в английскую армию спустя почти шесть недель после смерти своего отца. Естественно, меня допрашивали, проверяя, не являюсь ли я шпионкой. Некоторые офицеры, разговаривавшие со мной, не верили в потерю памяти. Другие же интересовались только тем, что я могу рассказать им о французах. Предполагалось, что все держится в тайне, но когда я прибыла в Лиссабон, там уже все знали о худшем, — с горечью закончила Кейт.
Наступила долгая пауза.
— Надеюсь, вы понимаете, что вовсе не каприз или ложная гордость препятствует моим попыткам найти себе мужа, — добавила она. — Еще с тех пор, когда я была маленькой девочкой, я мечтала о свадьбе, ждала человека, которого смогу полюбить навсегда… и, играя с чужими детьми, готовила себя к тому, что и у меня будут свои собственные дети. — Она неосознанно гладила измятую ткань юбки. — Я отказалась от этой мечты… но не по собственной воле.
Леди Кейхилл открыла было рот, чтобы возразить, но Кейт продолжила:
— В Лиссабоне я поняла, что меня ждет, если снова попытаюсь войти в общество. Мэм, меня избегали, осыпали бранью… даже оплевывали английские леди, среди которых были и мои, как я полагала, подруги… — Ее дыхание перехватило под тяжестью воспоминаний обо всех тех перешептываниях, косых взглядах, похотливом любопытстве и прямой враждебности. — А мужчины, которых, как я думала, знала, и которых считала порядочными джентльменами, христианами, пытались дотронуться до меня, делали непристойные предложения.
Французская шлюха — удобная мишень для нападок и оскорблений.
— Даже Гарри… мой жених…
Кейт содрогнулась.
Глаза Гарри пробежались по ее телу тем взглядом, который он никогда не позволял себе прежде. И тут понимание пронзило сердце Кейт, как ледяной клинок. Он такой же, как и все остальные.
— Было невыразимо мерзко… и я не вынесу этого снова. — Кейт устало взглянула на леди Кейхилл. — Именно поэтому я не могу принять ваше столь любезное предложение, вот почему я не могу искать мужа или показаться в обществе. Я не вынесу встречи с кем-то, кто знает, что со мной случилось.
Она попыталась улыбнуться:
— Понимаете, это не так уж плохо. Нельзя потерять то, чего не имел. Меня никогда не воспитывали, как других девочек. Я молода и здорова, и… — она вытерла глаза, — вовсе не такая ужасная плакса. Если бы я смогла найти место няньки или компаньонки… Вы можете мне в этом помочь… или нет?
Леди Кейхилл была глубоко тронута. Он видела, как тяжело изранена душа Кейт. Незачем прямо сейчас заставлять девочку соглашаться с каким бы то ни было планом. Она все еще слишком уязвима и пока не может вновь рискнуть своим сердцем и надеждами — ей необходимо время, чтобы оправиться. Леди Кейхилл готова помочь Кейт, но не с местом няньки. Нет, если уж от нее что-то зависит в этом деле, то мечта дочки Марии Делакомб сбудется. Она потянулась, взяла руку Кейт и крепко сжала.
— Разумеется, я помогу тебе, деточка. Попытайся оставить неприятные воспоминания в прошлом. Ты оказалась в трудной ситуации, но повела себя достойно, как истинная леди-христианка. Уверена, и твой отец, и твоя мать очень бы тобой гордились. Я знаю, о чем говорю.