Отважная бродяжка - Страница 3

Она вглядывалась в него, пытаясь осмыслить значение его последнего высказывания.

— Это… это означает, что вы не хотите жениться на мне? — ее голос перешел на визг от изумления и зарождающегося негодования.

Это она собиралась дать ему отставку, а не наоборот.

Он иронично поклонился:

— Я не только не желаю жениться на вас, я почти рад моим несчастьям, открывшим мне глаза и позволившим избежать гибельной судьбы.

Она впилась в него взглядом, ее часто вздымающаяся грудь когда-то так привлекала его.

— Мистер Карстерз, вы не джентльмен!

Он улыбнулся ей в ответ резкой, уродливой гримасой:

— А вы, мисс Давенпорт, ни в коей мере не леди. Вы — пустая, жадная, холодная маленькая сучка, и я благодарю свою удачливую звезду, что вовремя обнаружил правду. Бог всегда помогает бедному дураку, которого вы, так или иначе, заманиваете в свои сети.

Она в бешенстве топнула ногой:

— Да как вы смеете? Покиньте этот дом немедленно… немедленно, вы слышите меня? Или вас, урод… раненный вы или нет, вас выбросят вон!

Он быстро захромал к ней, и она в страхе отпрянула назад.

— Только верните мне мое кольцо, — сказал он устало, — и ваш дворецкий избежит неприятной и затруднительной ситуации, выкидывая на улицу калеку.

Она резко прижала левую руку к груди и прикрыла большое бриллиантовое кольцо другой рукой.

— О, но я очень привязана к этому кольцу, Джек, — сказала она голосом маленькой капризной девочки. — Я действительно любила вас, вы же знаете. Конечно же, вы хотите, чтобы у меня на память о вас что-то осталось?

Он стоял и смотрел на нее, а отвращение неумолимо заполняло все его существо. Затем он развернулся и тихо захромал прочь из этого дома.

Глава 1

Лондон. Конец осени 1812 года.

— Боже! Ты хочешь сказать, мой внук даже не принял тебя после того, как ты проехала, уж не знаю, сколько миль, чтобы увидеться с ним? — Леди Кейхилл хмуро глянула на внучку. — О, ради Бога, Амелия, немедленно прекрати реветь и расскажи все подробно! С самого начала!

Амелия тут же проглотила рыдания:

— Дом обшарпан и выглядит весьма неприглядно, хотя конюшни, кажется, достаточно хорошо…

— Меня нисколько не волнуют конюшни! Что с моим внуком? — сердито прервала ее леди Кейхилл.

— Его слуга сказал мне, что Джек ни с кем не видится.

Пожилая леди нахмурилась:

— Что значит «ни с кем»?

— «Ни с кем», бабушка, значит «вообще ни с кем». Он, то есть Джек, притворился больным и послал мне записку, выражая благодарность за мое беспокойство и сожаление, что не может оказать гостеприимство. Гостеприимство! Собственной сестре!

Амелия нащупала в ридикюле новый носовой платок, промокнула навернувшиеся слезы и продолжила:

— Разумеется, я настаивала, чтобы пройти к нему и ухаживать за ним, но его человек — иностранец — даже не позволил мне подняться по лестнице. Отсюда я заключила, что Джек был вовсе не болен… просто… пьян! Он совершенно никого не принимает. И, по словам слуги, ведет себя так с тех самых пор, как вернулся из Кента.

Пожилая леди долго сидела молча, обдумывая услышанное.

— Кент, говоришь? Господи, как бы я хотела, чтобы ему никогда не встречалась эта отвратительная маленькая давенпортская шлюшка. — Она взглянула на внучку. — Я предсказывала, помнишь, что рано или поздно помолвка будет расторгнута…

— К сожалению, да, бабушка.

— Замечательно! — страстно произнесла леди Кейхилл. — По крайней мере, теперь он избавлен от этой мерзкой гарпии.

— Но, бабушка, кажется, это разбило ему сердце.

— Ерунда! У него прекрасное сильное сердце. В нем течет моя кровь, разве нет? Когда доживешь до моих лет — прекратишь нести всякую чушь о разбитых сердцах и другой подобной несуразице. Тела излечиваются, и сердца — тоже.

Вновь последовало длительное молчание.

— Но в том-то и дело, бабушка! — произнесла наконец Амелия. — Тело ведь не всегда удается вылечить, не так ли? Слуга Джека утверждает, что его нога все еще очень плоха и постоянно болит, хотя он и может ходить.

Леди Кейхилл вспомнила, как выглядел ее любимый внук, когда однажды приезжал с войны в Испании. Каким высоченным, крепким парнем был до своего последнего отъезда. А теперь…

Она впилась взглядом во внучку:

— Никогда не произноси при мне подобного вздора, девочка, слышишь?! Никогда! Мой мальчик все такой же прекрасный молодой человек, каким и был всегда, заруби себе на носу! В нем никогда не исчезнет боевой дух.

— Боевого духа я не заметила, бабушка.

— Ты пытаешься убедить меня, девочка, что мой внук совершенно пал духом и скрывается от мира просто потому, что расстроилась его помолвка с этой красивой бессердечной гадюкой? Тьфу, ты! — фыркнула леди Кейхилл. — Ты не заставишь меня в это поверить, да не за какие коврижки.

— Верно, — медленно произнесла Амелия. — Но это лишь вершина айсберга… Говорят, он больше никогда не сможет ездить верхом. А сколько его друзей убито на войне… И, бабушка, вы же знаете, какую боль причинил ему папа, оставив, по сути, нищим…

— Бог его знает, что за блажь тогда нашла на вашего отца, — согласилась леди Кейхилл. — Мало, что лишил мальчика наследства, но, видите ли, завещал ему «все, что найдется в моих карманах в день смерти…» Тьфу! Полное безумие! Какое величайшее совпадение, что он умер аккурат после ночи, которую провел за карточной игрой в клубе «Уайтс». Не выиграй он тогда тот документ — право собственности на «Севеноукс», — сейчас у мальчика и крыши над головой не было бы!